Сокровища Валькирии. Страга Севера - Страница 79

А мысль о мести в тот момент была единственным оправданием его будущей жизни: иначе после такого позора жить было невозможно.

— Ну что, мужики, оттрахаем её хором? — спросил старшина. — Пока эта коза на привязи!

В глазах этих «мужиков» страх стал ещё ярче и тяжелей. Они не проявляли особой охоты, возможно, потому, что тупым своим разумом понимали, что и так уж зашли далеко, а после этого уйдут ещё дальше. Старшина же подзадоривал, поигрывая дубинкой перед лицом Арчеладзе, — всё было рассчитано на него!

— Кто первый? Ну? Не бойтесь, она сама подвернёт!..

— Давай по старшинству, — невнятно предложил один, отчего-то потный и взлохмаченный.

Стало ясно, что, если сейчас, на его глазах, эта банда изнасилует Капитолину, их попросту пустят в расход. Назад этим выродкам пути нет! Отвезут куда-нибудь в лес и пристрелят.

— Если по старшинству, то начнём с него! — засмеялся старшина, ткнув дубинкой в живот Арчеладзе. — Ты говоришь, полковник? Ну, давай, полковник, спусти-ка своего Полкана! Научи рядовых, видишь, робеют! Ну как? Стоит, если стоит? Попробуй!

В этот миг полковника осенило: они знали, с кем имеют дело! И всё — от задержания до издевательств — спланированная операция. Этот подонок сейчас выдал себя, намекнув на бессилие Арчеладзе. Поэтому они и идут на всё, знают, что останутся безнаказанными… Но при этом всё равно страшно, ибо знают, что творят и с кем!

Полковник кое-как раздышался и, подтянувшись на руках, встал на ноги. Перед ним были конченые ублюдки, специально подобранные для таких вот дел и приписанные к какому-нибудь спецподразделению. Но они были простыми исполнителями чужой воли и получили задание опозорить, сломать Арчеладзе, ибо никакими другими причинами их поведение объяснить невозможно.

А чья это воля — у полковника не было сомнений. Значит, вчера Кутасов со своей группой побывал в фирме «Валькирия» и успешно провёл тренаж на пленэре. Комиссар вычислил, чья это работа, и организовал контратаку.

Он как-то сразу успокоился — это была война, а на войне всегда всё понятнее и проще. Теперь надо выдержать, не сломаться и не испугаться угроз. Они не тронут Капитолину: групповое изнасилование — чистая уголовщина, которая сейчас невыгодна и не нужна Комиссару. Поэтому старшина лишь говорит об этом, но ни один из его банды не делает ни одного движения. Слово к делу не пришьёшь, а даже для попытки насилия нужны определённые действия.

— Ладно! — вдруг сказал старшина. — Если ты не хочешь — я с удовольствием! Тёлку ко мне наверх! Я с ней договорюсь.

Он швырнул дубинку в угол. Двое его подручных отстегнули Капитолину от решётки и потащили по лестнице. Она не сопротивлялась, а лишь бормотала тупо и отрешённо:

— Ненавижу, подонки, ненавижу…

Это надо было выдержать! Чтобы отомстить и Комиссару, и подонкам.

— А ты одевайся, поедешь в Лефортово! — приказал старшина полковнику. — Будешь потом вспоминать на нарах свою тёлочку!

Арчеладзе понял, что ему хотят устроить побег: «случайно» оставят открытой дверцу машины, даже притормозят где надо, и потом ещё постреляют над головой, чтобы бежал и петлял, как заяц. Надо ведь как-то приводить «задержание» к логическому концу, не везти же его в самом деле в Лефортовскую тюрьму. Старшина сам снял наручники и швырнул одежду.

Вся эта банда не была профессиональной и набиралась из полууголовной шпаны, ибо настоящие профессионалы всегда брезговали подобной работой. Кое-чему их обучили, кое-чего они нахватались из американских боевиков, накачали мышцы на анаболиках и даже резинку жевали из постоянной нужды кому-то подражать, создавая имидж крутых парней. Вместе со старшиной их было пятеро, а теперь полковник ждал, сколько поедут «конвоировать» его в тюрьму. Старшина назначил двоих, и тут началось препирательство — никто не хотел ехать. Стало ясно, что операция закончена, что удовольствий поглумиться над человеком больше не будет, а «отпускать» полковника для них было уже неинтересно. На него даже не надели наручники! Наконец старшина рявкнул, и вместе с водителем в форме инспектора ГАИ поехал невысокий, но коренастый и кривоногий «омоновец». Он толкнул в спину стволом автомата, приказал заложить руки за голову. Арчеладзе послушно вышел на улицу, — при желании бежать можно было уже отсюда. Кривоногий оставил его возле задней дверцы милицейской машины и пошёл за ручкой, чтобы отпереть автокамеру. Ручки в кабине почему-то не оказалось, открывали плоскогубцами. Но едва полковник сел за решётку, всё стало ясно. Ручка лежала на полу камеры — подложили, чтобы он мог отворить дверцу изнутри. Арчеладзе поднял её и сунул в карман. Вероятно, конвоиры рассчитывали, что он сбежит где-нибудь под светофором, потому что после каждой остановки кривоногий оглядывался назад, проверяя, на месте ли задержанный. Надо было их вымотать, заставить предпринять что-то более надёжное для его побега. Скоро они придумали причину — начали изображать, что барахлит двигатель. После того как он несколько раз заглох на ходу, водитель свернул в какой-то переулок и поднял капот. Через минуту к нему выбрался и кривоногий. Это уже было кое-что! Полковник осторожно открыл дверцу, спустился на землю. Час был поздний, переулок довольно глухой какие-то промышленные корпуса за железной решёткой… конвоиры поковырялись в моторе, после чего водитель залез в кабину, взвизгнул стартёр. Кривоногий стоял боком к полковнику, заглядывал под капот, автомат висел на ремённой петле на правом плече, из-за спины торчал рожок. Бронежилет на нём был нового образца — закрывал шею стоячим воротом — и всё-таки имел одно уязвимое место — подмышку. Водитель запустил двигатель, и в тот же миг полковник ударил кривоногого острым концом ручки. Под мышкой у того чавкнуло. Арчеладзе сорвал с него автомат, повалил на землю и тут же заскочил в кабину — водитель ничего не понял, вытаращил глаза и даже не сделал движения рукой к белой картонотвердой кобуре. Полковник ударил его стволом по горлу, разоружил и, как куль, вытолкнул из машины. Двигатель уже работал, но видимость заслонял поднятый капот. Арчеладзе выскочил и чуть не запнулся о водителя, который хрипел и ползал по асфальту. Кривоногий лежал на боку на другой стороне, зажав рану под мышкой. Полковник закрыл капот и ощутил желание пристрелить обоих. Москва давно привыкла к стрельбе по ночам, к тому же в переулке не было жилых домов, но рядом была решётка высокого забора, напоминающая ту, на окнах поста ГАИ. Он нашарил в кармане бронежилета кривоногого наручники, подтащил его к изгороди, затем пинками пригнал туда же водителя. Пристегнул обоих к решётке, отыскал ключ от наручников в том же кармане и зашвырнул его через забор.