— Вам это так важно?
— Безусловно. Я не привык работать вслепую. Тем более, если у нас будут партнёрские отношения. — Мамонт остановился за спиной Кристофера, заставив того развернуться. — Осторожность в выборе партнёров — прежде всего. В Россию сейчас едет много искателей счастья без цента в кармане. Им кое-что удаётся лишь потому, что они умеют подать себя властям.
— Вы сомневаетесь в моей платёжеспособности? — улыбнулся Фрич.
— И не без оснований, — развёл руками Мамонт. — На какие средства существует фирма, ничего не производящая, не имеющая оборота капитала? При этом только аренда помещений составляет один миллион долларов ежемесячно. А общий баланс расходов — около семнадцати!
Мамонт вынул из кейса несколько пластиковых папок с финансовыми документами и бросил их на стол.
— Мы вкладываем капиталы! — возразил Кристофер. — Инвестируем средства в фармакологическую промышленность, в производство продуктов питания…
— Я всё понимаю, — оборвал его Мамонт. — Но вы всё время пытаетесь уклониться от прямого вопроса — откуда поступают эти капиталы? Чьи они?
— Послушайте, Майкл, вы говорите, как налоговый инспектор!
— Я говорю, как деловой человек, которого пытаются провести! — отрезал Мамонт. — Представляю примерное развитие событий. Допустим, я принимаю ваше предложение и легально работаю на Урале, пользуясь финансовой поддержкой фирмы. А после того как я открою сокровища, вы мне предъявляете счёт, потому что вам тоже предъявят его те, кто даст деньги. Меня не интересует, обдерут ли вас, а что вы обдерёте меня — это несомненно. Потому что я не вкладывал средства, но использовал и растрачивал свою интеллектуальную собственность! Которая, увы, мистер Фрич, в России никак не ценится! И поскольку фирма территориально расположена в этой стране, то на меня будут действовать её законы. И я остаюсь с носом!
— Не волнуйтесь, мистер Прист, с вашей хваткой вы никогда не останетесь с носом. Вы попросту возьмёте своё силой, как уже брали.
— Брал и буду брать, пока я работаю нелегально, — отпарировал Мамонт. — Но всякое вхождение в рамки закона обяжет меня платить долги, налоги, таможенные пошлины. Извините, мне не хочется в русскую тюрьму и у меня нет такой поддержки в среде государственных чиновников, как у вас.
— Хорошо, — вдруг согласился Фрич. — Пятьдесят один процент вкладываемых капиталов — это мои деньги. Остальные принадлежат партнёрам.
Мамонт отодвинул чашку с кофе и сел на столик перед Кристофером.
— Не знаю ваших партнёров, но допускаю, что это так. Однако, извините, господин Фрич, ваших денег в «Валькирии» не может быть. Вы не вступили ещё в право наследства, а это значит, все банковские счета заморожены.
— Это деньги моего отца…
— В это я готов поверить. Объясните же тогда, кто подписывает расходные счета? Он? Ваш отец? Тогда почему я не нашёл ни его подписей, ни самих счетов? Только не говорите мне, что уже нашли арийские сокровища и берёте оттуда по семнадцать миллионов!
Кристофер неожиданно бросил пластиковую папку на стол, в точности повторив движение Мамонта, и встал:
— Я не могу открыть вам тайну источника финансирования! И не требуйте у меня этого!
Это прозвучало довольно решительно, однако для убедительности не хватало страсти. Его подавленность начала проявляться в том, что он ощущал недостаток в какой-то двигательной энергии. У него было состояние, сходное с посленаркотической ломотой, и Мамонт вдруг подумал, что Кристофер попросту наркоман. К этому выводу не было каких-то характерных предпосылок, как и признаков «похмельного синдрома»; всё вроде бы нормально, однако настораживала его эмоциональная депрессия, которую Мамонт объяснил вначале озабоченностью собственной судьбой. При первой встрече в гостинице он был совершенно иным человеком, хотя ситуация для него складывалась ничуть не легче.
Он по-прежнему будто не замечал Дару. На него не действовало ни её очарование, ни смуглые, красивые колени, что успевал отмечать сам Мамонт.
Неуверенно двигаясь, Кристофер остановился у стены с дешёвенькими обоями.
— Если вы не верите мне… если сомневаетесь в порядочности — пожалуйста, мы можем оценить вашу интеллектуальную собственность и оформить это соответствующим контрактом.
— Не контрактом — золотом, — спокойно сказал Мамонт, глядя ему в затылок.
Кристофер медленно повернулся:
— Чем? Вы сказали — золотом?
— Да, я сказал — золотом. Реальным, которое будет у меня в руках как залог вашей порядочности.
— Надо понимать, эквивалент?..
— Нет, металл.
Кристофер вернулся к столику своей ходульной походкой, отпил кофе и вдруг швырнул чашку в угол.
— Не хочу этого пойла! — куражливо, по-детски возмутился он. — Меня не возбуждает кофе!
— Ведите себя прилично, — железным, ледяным тоном неожиданно проговорила Дара, так что и Мамонту стало холодно.
— Простите, — сорванным голосом проронил Кристофер. — Я не пью кофе… Это гадость.
Похоже, у него начиналась истерика, причём странная, незнакомо-бесстрастная.
— Простите, — ещё раз повторил он, — я должен приготовить себе напиток… — и удалился на кухню.
Дара пересела поближе к Мамонту и молча взяла его руку, ладонь к ладони. Он подумал, что она хочет что-то сказать ему, сообщить свои выводы и наблюдения, однако Дара молчала, глядя ему в глаза спокойно и невозмутимо.
От её руки исходило приятное тепло, и ничего больше.
На кухне взвыл миксер, через некоторое время хлопнула дверца холодильника: богатенький мальчик умел обслуживать себя сам.