Сокровища Валькирии. Страга Севера - Страница 107

К оглавлению

107

— В моём присутствии, мой мальчик, — добавила Дара.

Кристофер тихо простонал и прикрыл глаза:

— Завидую вам, Прист…

— Итак, завтра в восемь утра, — Мамонт встал. — Я похлопочу, чтобы вам включили телефон.

— До завтра, миссис! — провожая, сказал Кристофер. — За вас готов отдать всё золото, что имею.

— До завтра, — проронила она. — Благодарю за подарок.

Мамонт едва удержался до машины. И когда они захлопнули за собой дверцы «Линкольна», он обнял Дару и стал целовать лицо, глаза и губы — жадно и восторженно, как подросток.

— Прекрати, Мамонт! — холодно сказала она, пытаясь высвободиться. — Раскис от какой-то гадости!

— Я раскис от победы! — чуть не крикнул он.

— Не спеши, милый, — жёстко проговорила она, однако расслабилась. — До победы теперь ещё дальше…

Мамонт с сожалением выпустил её из объятий, включил двигатель и тронулся с места. Дара смотрела в одну точку.

— Мне известно, что мы пили с тобой, — сказала она. — В монастырях поклонников культа Фаллоса в Тибете существовал обряд жертвоприношения. Избирали двух разнополых детей грудного возраста. Мальчика воспитывали в мужском монастыре, девочку — в женском. До двенадцати лет они никогда не видели друг друга. Мальчик не имел представления, как выглядит женщина, девочка никогда не видела мужчин. Но им ежечасно говорили друг о друге, описывали девочке красоту мальчика, а мальчику — девочки. И всё время давали напиток, по составу примерно такой же, что отведали мы. Только он назывался «эликсиром любви». Основной возбуждающий компонент его — доледниковое растение трапа патанс. Это водяной орех, который сохранился доныне… В день жертвоприношения подростков в последний раз поили эликсиром и вводили в храм Фаллоса. Они бросались друг к другу, мгновенно сливались и умирали от оргазма. Таким образом возносилась жертва… Но сами жрецы никогда не пили эликсира.

Мамонт всё внимание старался переключить на дорогу, рисковал, перестраиваясь из ряда в ряд, и обгонял, опасно выезжая на встречную полосу, — пытался таким образом сбить томящую боль в спинном мозге. И не мог. Напротив, от движения и риска она усиливалась, становилась мучительной, захватывала мысли и чувства.

— Ничто не ново в этом мире, — продолжала Дара. — Всё уже было, и не раз… Вещий Гой Зелва однажды сказал, что история Содома и Гоморры — не библейское сказание. О них есть упоминание в Весте. Только города эти назывались Садам и Гамара. Постоянство жизни и Движение смерти. Жители Гамары открыли «эликсир любви» и, ликуя, медленно умирали от плотской страсти. Между тем жители Садама с ужасом смотрели на самоубийц и пытались защититься от этого эликсира. Но однажды ночью гамарцы принесли глиняный сосуд и поставили его на площади Садама. Утром разгневанный управитель при большом стечении парода взял камень и разбил сосуд. Но брызги полетели в горожан. Слизывая их с губ, они вкусили «эликсир любви», и на этом оборвалось их постоянство жизни. Всякое вмешательство в высшее чувство любви — дорога к гибели, ибо любовь — это истинное сокровище варваров.

Она заметила его состояние и замолчала. Мамонта била дрожь, лицо становилось неуправляемым, гримаса сладострастия перекашивала его, изо рта потекла нить слюны…

— Тебе совсем плохо, Мамонт? — спросила Дара.

Он лишь качнул головой, не в силах говорить. Язык не слушался…

— Сейчас будет поворот направо, — сказала она. — Потом езжай прямо.

Мамонт послушно повернул и поехал по неширокой, пустынной улице. Попробовал кусать губы, но даже боль теперь казалась ему сладкой…

— Думай о Валькирии! — приказала Дара. Разум тоже становился неуправляемым, казалось, мозги превратились в желе, и не хватало воли держать образ Валькирии перед взором или хотя бы думать о ней, мысленно повторяя имя. Она виделась лишь обнажённой и усиливала страсть…

— Останови здесь, — велела Дара. — Сейчас пойдёшь со мной.

Мамонт затормозил возле какой-то церкви, качаясь, словно пьяный, выбрался из машины.

— Идём!

В храме было тихо и пусто. Служба давно закончилась, в медных подсвечниках догорали огоньки. Дара подвела его к иконе Богородицы.

— Приложись, — потребовала она, и наклонила рукой его голову.

Он поддался, поцеловал тонкую руку, утонувшую в меди оклада.

И почти сразу ощутил, как отступило наваждение мучительной страсти. Ошеломлённый этим, он остался стоять перед образом.

— Гои почитают её как Вещую Валькирию, — сказала Дара и тоже приложилась к иконе. — Задолго до рождения Её Сына волхвы, Вещие Гои, увидели звезду, ещё не взошедшую на небосклоне, и отправились в путь. Поэтому они пришли первым и поклонились Сыну и Матери. Непорочное зачатие — удел Вещих Валькирий.

Мамонт вышел из храма совершенно успокоенным и с чувством облегчения, словно отмылся от грязи и переоделся в чистые одежды.

Но в машине вдруг увидел упаковку «Валькирии», — этот продукт лежал здесь как доказательство того, что до победы и в самом деле стало ещё дальше…

Майор Индукаев утверждал, что этих людей он никогда раньше не встречал, за исключением одного — седого полковника с розовым, моложавым лицом, которого видел в штабе части за несколько дней до того, как к нему пришли эти незнакомцы. Полковник был чужой, по виду приехавший из Москвы, поскольку от столичных вояк исходит особый неармейский запах…

Этот полковник привёл с собой двоих в гражданском. Он сам не представлялся и не представлял своих товарищей: у майора сработал армейский инстинкт веры — в мундир и старшинство звания. Тем более что видел уже полковника в штабе, а лицо было запоминающимся.

107