Сокровища Валькирии. Страга Севера - Страница 108

108

Они пришли в строительный прорабский вагончик, когда майор обедал — ел из котелка гречневую кашу с мясом, принесённую из солдатской столовой. Застали его в неловком положении — с набитым ртом, и майор не знал, то ли дожевать и проглотить, то ли выплюнуть эту кашу — чужую, солдатскую: гости могли подумать, что он объедает рядовых…

Тут уж было не до представлений и прочих формальностей.

Как показалось Индукаеву, старшим из пришедших был не полковник, а один гражданский — человек лет пятидесяти пяти. По поведению он не был военным, но чувствовалось, что имеет большую власть над своими товарищами. Выглядел он не совсем здоровым человеком — жёлтое, сухое лицо, как у страдающего хроническим гастритом. Майор насмотрелся на таких больных ещё на службе в ракетной части. Второй гражданский имел очень хорошую примету: протез кисти левой руки, пальцами которой можно было совершать некоторые движения — брать бумагу, сигареты, носовой платок. В разговоре он участия не принимал, но очень внимательно слушал. На вид лет сорока пяти, толстый, с двойным подбородком, но очень подвижный.

Сначала пришедшие поспрашивали о службе, семейном положении — но всё проформы ради. У майора сразу сложилось впечатление, что они всё знают о нём, даже его друзей и знакомых по прежней службе на точке. До этого момента Индукаев считал их проверяющими из штаба округа. Однако, когда старший гражданский без всяких прелюдий спросил, готов ли он выполнить специальное задание, стало ясно, что они из особого отдела либо из Главного разведуправления. Майор подумал так потому, что было произнесено специальное задание, интригующее и специфическое выражение. Как военный человек, он ответил, что готов выполнить любой приказ, только надо, чтобы согласовали его с непосредственным начальником. Это пришедшие брали на себя и, по всей видимости, заранее всё согласовали. Какое будет конкретно задание, ему тогда не сказали, однако сразу объявили, что по выполнении он получит отдельную квартиру в новом доме, и показали выписанный на него ордер. Кроме того, эти люди уверили, что он останется служить в Российских Вооружённых Силах и как национал не будет отправлен в республику суверенный Казахстан.

После согласия у майора тут же, в вагончике, отобрали подписку о неразглашении, которую он, кроме подписи, скрепил отпечатками большого и указательного пальцев обеих рук. Его строго предупредили, чтобы он не говорил ничего даже жене. Пришедшие посадили его в чёрную «Волгу», подвезли к общежитию, где жила семья, велели переодеться, взять с собой «тревожный» чемодан и сообщить домашним, что уезжает в командировку на две недели…

На этой же машине его привезли в Москву, но при въезде в город попросили надеть очень тёмные солнцезащитные очки. Майор и так не знал столицы, тут же вообще потерял всякую ориентировку. Ему стало страшно, показалось, завезут куда-нибудь и убьют, хотя никакой агрессивности эти люди не проявляли. Потом майора привезли в жилой дом, поднялись на лифте, в квартиру примерно двенадцатого этажа. Здесь он прожил одиннадцать дней, и при нём всё время неотлучно находился человек с протезом, который попросил называть его Николаем. Он занимался с Индукаевым разучиванием версии с золотом, которую потом и услышал Арчеладзе. Сначала майор выучил её с машинописного листа, затем Николай заставил всё забыть и пересказывать только своими словами, пусть путано и сбивчиво. Попутно он обрисовал, как могут выглядеть контейнеры, ящики, золотые чушки, охранники и прочее. Этот инструктор ничего о себе не рассказывал, но однажды обмолвился в бытовой беседе, что Афган никогда не забудет. Из окон четырёхкомнатной квартиры с левой стороны был виден шестнадцатиэтажный жилой дом с космической телеантенной на крыше и тремя велосипедами, привязанными к стальным поручням, из окон зала — дом из белого кирпича с номером «98», написанным на углу красной краской.

После натаски уже на другой, иностранной марки машине майора отвезли в гостиницу профсоюзов, где был снят отдельный номер 254. Ему принесли новую военную форму в полном комплекте, китель и фуражку, которые полковник предусмотрительно забрал перед откровенным разговором с Индукаевым. От Арчеладзе майор должен был вернуться в свой номер, где ему обещали вручить ордер на квартиру и проездные документы.

С какой целью проводится вся эта операция, майору не объясняли, на все вопросы отвечали, что преследуются только государственные интересы.

Выслушав эту исповедь, полковник посадил Индукаева в приёмной, вызвал эксперта и приказал сделать фотороботы работавших с майором людей. Сам же пошёл в лабораторию технической экспертизы, где пороли китель и фуражку Индукаева. В лацканах были обнаружены два микрофона с передающими устройствами, а в фуражке выше кокарды — радиомаяк. Майора нашпиговали импортной радиоэлектроникой, что означало постоянную слежку за ним людьми профессиональными и предусмотрительными.

В этот момент Арчеладзе подумал и пожалел о своей ошибке — не снял со старика Молодцова шляпу, плащ и пиджак: именно эти вещи унесли «грабители». И ясно зачем — освободить его от электроники и имитировать простую уголовщину…

Полковник приказал поставить на место микрофоны и радиомаяк, аккуратно зашить, отгладить всё и принести к нему в кабинет.

Когда он составлял сам штатное расписание отдела, то умышленно не заложил ни одной должности заместителя, чтобы всё держать в собственных руках, чтобы ни один исполнитель никогда не мог видеть общей картины оперативно-розыскных действий. Теперь он чувствовал желание перевалить судьбу майора на кого-нибудь, поручить это дело тому, с кого можно спросить потом, но такого человека в отделе не было. За два года сотрудники привыкли исполнять детали, в редком случае отдельные узлы, а здесь требовалось отличное знание всей обстановки…

108