Он стиснул зубы, отыскал на груди под одеждой медальон и вдавил его в солнечное сплетение. И вместе с болью неожиданно ощутил прилив какой-то мстительной радости к самому себе — так тебе и надо! За самонадеянность нужно платить по самой высокой цене, а ему ещё повезло: участь странника это не наказание.
Повинуюсь року!
Мамонт дождался, когда на небе вызреют звёзды, в последний раз оглянулся на музей забытых вещей и медленно побрёл берегом к далёкому железнодорожному мосту. Под грохот эшелонов он перебрался через Волхов и, оглушённый, насквозь пронизанный холодным ветром от ревущих составов, спустился с насыпи на гравийную дорогу, бегущую вдоль полотна. Мощный автомобильный свет, вспыхнувший за спиной, заставил его свернуть на обочину. Машина пронеслась мимо и резко затормозила.
— Мамонт! — услышал он голос Дары.
Красный свет задних фар слепил, обжигал глаза. Он так и не смог увидеть её, а ощутил на своей шее тёплые, гибкие руки.
— Милый, дорогой…
Но отчего-то уже заледенела душа Странника.
— Ты проводила Алёшу? — спросил он, чувствуя непривычное спокойствие при её близости.
— Да… Он уже в поезде.
— Теперь проводи меня.
Дара положила руку на его посох:
— Зачем ты это сделал?.. Я предупреждала тебя: нельзя противиться Стратигу! Он не щадит никого, особенно избранных Валькириями…
— Я не жалуюсь на свою судьбу, — проговорил Мамонт. — Стратиг обошёлся со мной справедливо.
— Он изменил твою судьбу!
— Нет, Дара, ничего он не изменил. Так и должно быть и я наконец оценил мудрость Стратига.
— Мамонт, ещё не всё потеряно! — горячо заговорила она. — Ты можешь вернуться. Я всё устрою! Дай мне посох.
— Зачем?
— Дай! — Она потянула на себя сучковатую палку. — Я пойду странствовать. А ты возвращайся! Я цыганка, мне привычно бродить по свету. Дай, милый!
— Спасибо, Дара, — Мамонт притянул её к себе вместе с посохом. — Пойдём вместе?
— На сей раз вместе не получится, — с тоской сказала она. — Посох один…
— Разломим пополам. Смотри, какой он высокий.
— Разломим — не будет посоха, — возразила Дара. — Будет две клюки… Отдай мне! А Стратигу скажи: я взяла на себя его гнев. Я могу это сделать! Я Дара!
Мамонт бережно отнял её руку от посоха, прижал ладонь к лицу.
— Мне было так хорошо с тобой… И так не хочется расставаться!
— Мне тоже, милый…
— Ты не можешь пойти со мной?
Дара склонила голову к его груди:
— Могу… Всё могу. Я пошла бы за тобой, но в таком случае я лишусь пути! А зачем тебе беспутная цыганка? Тебе, избранному Валькирией! Прости, милый, я — Дара! И не хочу лишиться пути… Люблю свой урок!
Она засмеялась, а Мамонту почудилось, будто заплакала. Он тронул пальцами её лицо, нащупал прикрытые веки — слёз не было…
— Прощай…
— Погоди! — Дара подняла голову. — Стратиг поступил с тобой жёстко: вручил посох дорожный, но не указал пути…
— Указал: на все четыре стороны.
— И ты выбрал дорогу на восток? Пошёл к «Стоящему у солнца»?
— Да… Сначала я отыщу Валькирию! А потом…
— Но почему же идёшь на запад?
Мамонт огляделся и вдруг понял, что потерял способность ориентироваться в пространстве. Над головой кружился рой звёзд: Вселенная смешалась, и один лишь Млечный Путь кое-как угадывался на небе. Он зажал ладонями глаза, помедлил, стараясь согнать запечатлённую зрительной памятью картину, и вновь глянул вверх — перед взором плыли незнакомые созвездия, словно он оказался на другой планете.
— Что это? — спросил он, чувствуя озноб.
— Четыре стороны света, — объяснила Дара. — Ты видишь сразу четыре пути. И можешь странствовать вечно… Но никогда не придёшь туда, куда хочешь. Стратиг отпустил тебе участь Странника-колоброда. Я предупреждала тебя, милый…
— Прошу тебя! — Он схватил руки Дары. — Проводи меня на Урал! Я хочу найти Валькирию! Помоги мне!
— Наклони голову, — попросила она.
Мамонт покорно склонился и ощутил на голове тугой обруч, сдавивший лоб, виски и затылок. Машинально он потрогал рукой волосы и ничего не обнаружил.
— Это главотяжец, — сказала Дара. — Пока ты в странствии, не снимай его. Сначала будет больно, неловко, но скоро привыкнешь.
— Но я ничего не чувствую, — Мамонт потёр лоб, виски. — Где он?
— Осторожно, не порежь руку, — предупредила Дара и чуть опоздала — с пальцев Мамонта закапала кровь.
Тончайшая, невидимая нить ранила, словно лезвие бритвы, однако, сжимая голову, чудесным образом остановила вращение Вселенной. Всё стало на свои места — звёзды, созвездия, стороны света…
— Теперь иди и ничего не бойся, — удовлетворённо проговорила Дара. — Прощай, милый!
— Что же будет с тобой? — спохватился Мамонт. — Где найти тебя?
— Ищи Валькирию! Я свидетельствую: ты сохранил ей верность!
— А как же ты?..
— Мой урок один на всю жизнь, — печально улыбнулась она и отступила на шаг. — Спасибо, милый! Возле Вещего Зелвы я грелась в лучах Знаний, возле тебя — в лучах любви.
— Ты уходишь?!. — Мамонт подался к Даре, но не дотянулся: она отступила ещё на шаг.
— Уходишь ты, Странник. Я остаюсь, — она открыла дверцу машины, вытащила волчью доху — подарок Стратига. — Возьми! Скоро зима, тебе будет холодно… Возьми! Стратиг не зря одарил тебя! Он уже тогда предугадал твою судьбу! И ничего не смог изменить!!
Дара оставила доху на земле, отступила к машине. Дверца захлопнулась, и вспыхнули яркие красные огни.
— Ура! — послышалось сквозь гул двигателя, и на миг в неверном свете мелькнула поднятая рука.