Горбоносый за кем-то следил. Мало того, вёл подслушивание разговоров в доме…
Через час, когда он переставил подслушивающее устройство к стеклу окна мезонина, Мамонт осторожно прошёл обратным путём через огород, перелез забор и ушёл к «жигулёнку».
Ждать пришлось до утра. Лёгкая спортивная куртка не грела, а на рассвете потянул холодный северный ветер. Горбоносый явился уже засветло, насквозь промёрзший и грязный. Пальцы у него едва гнулись, когда он стал отпирать машину. Мамонт вышел из-за сосны и приставил пистолет к затылку.
— Спокойно. Открывай дверь.
Горбоносый очень хорошо владел собой. Он лишь на мгновение замер и, кажется, согрелся, поскольку рука стала управляемой. Открыл дверцу, послушно ждал следующей команды. Мамонт придавил стволом пистолета его голову к крышке автомобиля, стал ощупывать одежду. Горбоносый был нашпигован радиоаппаратурой, которая едва влезла в два кармана куртки Мамонта. Разведчик стоял спокойно, пока Мамонт не коснулся внутреннего кармана старенького пиджачка, — его тело словно током пробило.
— Не делай глупости, — посоветовал Мамонт. — Всё равно не успеешь.
Он извлёк красную «записную книжку». Никакого оружия не было.
Мамонт отпер заднюю дверцу, спокойно приказал:
— Садись.
Горбоносый сел и, похоже, только сейчас понял, кто его взял. В музее они видели друг друга совсем близко…
— С бородой тебе было лучше, — сказал Мамонт, усаживаясь на водительское сиденье боком к разведчику. — Ты выглядел взрослее и внушительнее.
Лицо его оставалось спокойным, однако, промёрзший насквозь, он пытался сдержать внутреннюю лихорадочную дрожь, изредка вздрагивали плечи, поколачивало руки и колени. Наверное, скрывал озноб, чтобы не подумали, что он трясётся от страха.
— Между сидений термос с горячим кофе, — проговорил он не дыша, чтобы не сорвался голос. — Налей, пожалуйста.
А сам глаз не сводил с «записной книжки». Мамонт сунул её себе под ребро, налил кофе в стаканчик, подал горбоносому.
— Я тоже промёрз, — признался он. — Колотит…
— В бардачке есть стакан, — глотая и обжигаясь, проронил разведчик. — Возьми…
— Спасибо, — Мамонт достал на ощупь стакан, налил половину. — У меня тоже есть, только там, в «Линкольне». Литровый термос и бутерброды… Может, пойдём в «Линкольн»? Там просторнее.
— Ничего, и здесь места хватит, — горбоносый допил и подставил стаканчик. — Лей больше, в глаза тебе не плесну.
— Я бы тоже не стал, — признался Мамонт. — Кофе дороже… Термос у тебя хороший — с девятнадцати часов держит кипяток. А мой, наверное, подостыл…
— Там в бардачке упаковка аспирина. Дай, пожалуйста.
— Ты уверен, что это аспирин?
— Можешь попробовать. Яда у меня нет.
— Пожалуй, попробую, — решился Мамонт и выщелнул таблетку из фольги, лизнул. — Да, напоминает по вкусу… Я тоже выпью.
— Давай…
— Яда нет, оружия нет… Ты интересный парень. Ходишь, как журналист. Интервью брал?
Разведчик отставил стаканчик — стало чуть лучше, утихла спазматическая дрожь.
— Глупо влетел, — проговорил он. — Отработал чисто, а влетел… Понимаешь, замёрз, зуб на зуб… Помутнение началось, ничего не соображал. Только бы до машины…
— Ну влетел, влетел, — успокоил Мамонт. — Что теперь? Я тоже влетел. Ничего, жив остался.
— Ты чей? — вдруг спросил горбоносый.
— Так тебе и скажи!
— Нет, я на тот предмет… Может, договоримся? — предложил он. — Ты же русский человек? Ну что нам делить?
— Как это — что? — усмехнулся Мамонт. — Информацию.
— Тебя что интересует? — не сразу спросил горбоносый.
— А тот домик, где ты интервью брал. Особенно его хозяин и гости.
— Дай, пожалуйста, сигареты, в бардачке…
— Возьми сам, — бросил Мамонт.
Разведчик достал лишь сигареты и зажигалку — ничего не нажимал, не включал, да и по всей вероятности, ему невыгодно было поднимать тревогу. На правительственных дачах жило много пенсионеров, «бывших», но кто считал, сколько «настоящих»? Вряд ли он ползал бы всю ночь под окнами и лепил на стёкла датчики какому-нибудь ветерану. В дом с мезонином у Службы не было входа! Ни под каким предлогом и прикрытием. Всякая тревога, приезд дополнительных сил на выручку не прошли бы незамеченными: кроме официальной охраны, неподалёку от наблюдаемого дома было заметно движение негласной. Поднимается шум у забора — скандал обеспечен.
Горбоносый курил, медленно затягиваясь, думал и время от времени трогал пальцами несуществующие усы. Он принимал Мамонта за коллегу, за такого же подневольного, как он сам, и это его заблуждение необходимо было поддерживать.
От одной сигареты прикурил другую.
— Всё-таки чей ты? — ещё раз спросил он. — Нет, разумеется, я в твоих руках. Влетел так влетел… Можешь вывезти, хлопнуть, сдать. Не в этом дело. Ты можешь забрать мои материалы. Конечно, обидно: я на грядках дуба давал, рисковал, а ты на готовенькое…
— Я не грабитель, — миролюбиво сказал Мамонт. — Интересное дело! Мне что, надо было подвинуть тебя на грядке, мол, дай рядом лечь, послушать? Вижу, человек работает. Мешать не стал… Поделимся по-братски! Между прочим, я тебе тыл обеспечивал, негласную уводил.
— Ты понимаешь, — горбоносый замялся. — Возьми себе всю плёнку. Так будет лучше. Хуже, если наша информация пересечётся.
— Даю гарантию — нет.
— Погоди! — Он слегка оживился. — Кажется, я догадываюсь, чей ты… Хотя не понимаю, зачем ты вытаптывал Зямщицев?
— Это ты в порядке размышлений? — спросил Мамонт. — Или доложить зачем?