Сокровища Валькирии. Страга Севера - Страница 47

Тот понятливо покивал головой:

— Не обращай внимания, мысли вслух…

— Ладно, в обмен на твоё доверие, скажу зачем, — решился Мамонт и достал партийный значок НСДАП. — Тебе знакома вот эта штука?

— Золотая жилка от Бормана, — спокойно сказал горбоносый. — Теперь понятно.

— Ничего тебе непонятно! Увидишь своего шефа, попроси, пусть покажет значок.

— Ты меня совсем запутал, — признался тот. — Не знаю, что думать.

— Не думай — соображай: значок у меня, а твой шеф молчит. Что бы это значило? — Мамонт сделал паузу. — Ладно, не гадай. Поедем к «Линкольну», я перепишу плёнку, и в разные стороны. Со своей копией делай что хочешь. Можешь выбросить на помойку.

Горбоносый хотел верить, но никак не мог сладить со скачущей мыслью.

— Информация очень полезная, шефу нужна плёнка… Ты уверен, к «пожарнику» не попадёт? Не через тебя — через твоё руководство?

— Ты считаешь, один шеф твой такой умный? — засмеялся Мамонт, соображая, кто же такой «пожарник».

— Я должен предупредить… Послушаешь плёнку — поймёшь.

— Примерно представляю!

— Примерно, — вздохнул горбоносый. — Попадёт к «пожарнику» — труба всем. Тебя тоже вычислят… За такой компромат всех сольют в унитаз.

— Хватит интриговать-то, — добродушно проговорил Мамонт и запустил двигатель «жигулёнка». — Цену, что ли, набиваешь?

— Ему цена у тебя под задницей лежит, — пробурчал горбоносый. — Я думаю: что мне шеф «мочалку» толкает?

Мамонт достал «записную книжку» и только теперь заметил, что вместо листков имитированная под них пластмасса. Если цена — смерть, значит, это мина? Но для кого?..

— Суровый у тебя шеф, гражданин камикадзе, — весело пожалел Мамонт, выезжая из леса на дорожку. — Эту книженцию я себе оставлю, в качестве трофея. Не возражаешь?

— Слушай, не надо. Верни, — попросил горбоносый. — Ты же знаешь, как за эти вещи спрашивают. Аппаратуру можешь оставить, отбрешусь. А «мочалку» отдай.

Мамонт не ответил, оставив его в напряжении. Он загнал «жигулёнок» в лес, чтобы не видно было с дороги открыл дверцу горбоносому.

— Прошу в мой «кадиллак»!

Тот с достоинством выбрался из машины и направился к «Линкольну». И вдруг остановился.

— Вспомнил! Ты же работал в контрразведке? У Котоусова? Точно, я тебя там и видел! Я тогда только пришёл…

— Ну и память у тебя, — многозначительно проронил Мамонт.

— Так, погоди, — ударился в воспоминания горбоносый. — При Андропове тебя перевели в ОБХСС. Тогда же всех котоусовских распихали…

— Мемуары потом, — отрезал Мамонт и открыл машину. — Садись.

Он достал кассету из «трофейного» диктофона, вставил в автомобильный магнитофон для перезаписи.

— Тут всё?

— Всё. Я писал кусками. И «прилипала» отскакивала…

— Договоримся так, — ожидая, пока перепишется плёнка, заговорил Мамонт. — Я тебе даю слово, что ни нашу встречу, ни материал никогда не использую против тебя, твоего шефа и во вред Отечеству. Устраивает?

— Безусловно.

— Я возвращаю тебе аппаратуру, эту «мочалку», ты же иногда будешь делиться со мной информацией, которая мне может потребоваться.

— Тебя интересует Зямщиц? — насторожённо спросил горбоносый.

— Не только… Например, взаимоотношения Арчеладзе и «пожарника».

Сейчас он должен был сказать, кто такой «пожарник». Однако разведчик помотал головой и вздохнул:

— Не пойму, за кого ты играешь, из какой команды…

— Успокойся, я не из команды «пожарника». Иначе бы не сидел с тобой и не лазал бы по огородам.

— Это понятно… Но зачем тебе их взаимоотношения?

— Хочу убедиться в честности твоего шефа. Можно ли ему доверять.

— Не знаю, — подумав, обронил горбоносый. — Я ему многим обязан, мне трудно судить. К тому же видел, чем занимаюсь?.. Я не знаю их взаимоотношений. Единственное, когда Арчеладзе приходит от «пожарника» — всегда злой и лучше к нему не заходить, пока не успокоится… Вот и вся информация.

— Не густо, — проговорил Мамонт. — Хотя и это интересно… Ну, да ладно. Время от времени я тоже буду делиться с тобой, так что у нас будет кое-какой обмен. Ченч!

— А что это ты такой добрый? — вдруг с вызовом спросил горбоносый. — Филантроп, что ли?

— Мистик. Верю в порядочность, совесть и благородство.

Тот хмыкнул, указал пальцем на микрофон, встроенный в стереосистему.

— Наш разговор пишешь из-за своих глубоких убеждений?

— Ага! — согласился Мамонт. — Чтобы ты тоже был убеждённым и откровенным. Извини, брат, служба. Когда надо, я тебя найду.

Он выключил аппаратуру, затем проверил, перезаписалась ли плёнка, и протянул оригинал горбоносому.

— Это тебе, — достал из карманов трофеи. — И это тебе.

Горбоносый аккуратно разложил всё по карманам и снова протянул руку. Мамонт вынул «записную книжку».

— А ты знаешь, что все эти «мочалки» — радиоуправляемые?

— Не может быть…

— Может, брат, может, — он отдал мину. — На каждую — код. Не захочешь воспользоваться сам — помогут. Так что в следующий раз ты её бери, если дают, но спрячь где-нибудь. У нас все так делают.

— Спасибо за совет, — проронил горбоносый, убирая «записную книжку» в карман. — Мне можно идти?

— Иди, — разрешил Мамонт. — Надеюсь, скоро увидимся.

— Я понял, — горбоносый встал у открытой дверцы.

— Надеюсь.

— Нет, я понял, кто ты, — сказал тот и, захлопнув дверцу, пошёл к своей машине.

Мамонт тронулся с места и сразу же включил магнитофон…

С появлением Кристофера Фрича против версии, связанной с Интернационалом, можно было ставить жирный плюс: не зря Иван Сергеевич был уверен, что его отец, Джонован, и есть тот самый представитель банковской корпорации, обслуживающей революции. Теперь сын приехал искать тело отца и продолжать его дело.