Сокровища Валькирии. Страга Севера - Страница 97

— У вас есть возможности, поезжайте на Запад, — внезапно посоветовал полковник. — Вы там как рыба в воде… Мне не дадут и шагу сделать из страны.

— А вы передадите мне свою агентуру? — спросил Мамонт.

— Там не мои люди, — посожалел тот, однако махнул рукой: — Хотя что вам, обломаете, возьмёте на крюк — никуда не денутся.

На пороге очутилась Дара, на сей раз с пустыми руками; это означало, что время встречи закончилось. Полковник понял, встал, развёл руками:

— Хорошо было возле вашего очага… Словно в будущем побывал.

— Надеюсь, это не последняя встреча, — Мамонт вложил в его карман визитную карточку с кодом радиотелефона.

— Для меня много неясно в настоящем, а уж о будущем и говорить нечего, — медленно вымолвил Арчеладзе. — Но лучше служить будущему, по крайней мере, всегда есть надежда.

— Спасибо, Эдуард Никанорович, — Мамонт пошёл провожать его до двери. — То, что принадлежит России, должно принадлежать только ей. Либо никому.

— Но в России его не ищите, — ещё раз предупредил полковник. — Мы прохлопали свой труд, сконцентрированный в металле.

— И вы не ищите, — Мамонт протянул Арчеладзе золотой значок НСДАП. — Это сейчас принадлежит будущему. А значок возьмите себе на память.

Дара повезла полковника домой. Можно было обойтись и без подстраховки: Арчеладзе относился к тому типу людей, которые не терпели компромиссов в отношениях. Они либо доверяли человеку безгранично и полностью полагались на него, либо не доверяли вообще. За своё доверие они иногда жестоко расплачивались, как, впрочем, и за недоверие тоже. Но если они становились врагами, то отличались коварством и жестокостью.

Можно было не отводить ему глаза, однако Мамонт решил довести до конца избранный им психологический метод этой встречи. У полковника следовало оставить впечатление, словно он и в самом деле побывал в будущем — в некоем доме, где царят покой, живой огонь и гармония. Это должно остаться для него сном, где всё реально, кроме места действия. Нельзя было приближать его, чтобы не начался процесс привыкания.

Возможно, потому Стратиг без нужды никого к себе не допускал.

Мамонту сейчас не хотелось ни думать о результатах встречи, ни анализировать их, — от бессонных ночей и постоянного напряжения наваливалась усталость и безразличие. Не дожидаясь Дары, он пошёл в свою спальню наверх, расстелил постель, но так и не лёг. Зямщиц, прожив здесь всего два дня, словно насытил своим присутствием эти стены. Дара после него всё вымыла и убрала, но Мамонту всё время чудился его запах, чем-то отдалённо напоминающий запах лесного животного. Ему казалось, что так должен пахнуть горный козёл. Зямщиц просился в горы. Он не уточнял, в какие, и Мамонт отправил его в Горный Алтай, где климат мягче, чем на Северном Урале. Даре пришлось слетать с ним в Барнаул на самолёте и провезти его, по сути, «зайцем», поскольку не было паспорта, да и вид Зямщица с двухдневной щетиной по всему лицу вызывал если не подозрение, то пристальное внимание. В Барнауле Дара наняла такси, отвезла его за двести километров в горы и выпустила на волю. Зямщиц попрощался, ушёл за ближайший куст, где тут же снял всю одежду, разулся и медленно вошёл в лес.

Наверное, сейчас он уже испытывал наслаждение, бродя по осенним горам, поскольку вернулся туда, где ощущал своё гармоничное существование. Мамонту же стало неуютно не только в спальне, но и во всём доме. Как было объяснить полковнику Арчеладзе, что этот дом, которому он позавидовал, лишь временное пристанище, а семья — совершенная фикция? И как всё временное, пусть даже хорошо и богато обставленное, всегда вызывает чувство вокзала.

Ему тоже невыносимо хотелось в горы…

Дара вернулась около четырёх часов утра и сразу заметила его подавленное состояние.

— Что с тобой, милый? По-моему, всё складывается прекрасно?

— Мне отчего-то холодно и неуютно.

— Тебе нужно в постель, — решила она. — Иди и ложись, я подам тебе тёплого молока.

— Не могу заснуть. Тем более в своей спальне, — признался он. — Мне всё время мерещится Зямщиц…

— У тебя шалят нервы, дорогой, — определила Дара. — Это никуда не годится. Тебе нужно выспаться: мы же завтра должны ехать к Кристоферу Фричу.

— Да, я помню… А сейчас мы поедем в гости.

— В гости? Милый, ты сошёл с ума! — засмеялась она. — Четыре утра! И к кому мы можем поехать в гости?

— Есть один дом, — неопределённо ответил он, — куда впускают в любое время.

— Как скажешь, милый, — сдалась Дара.

Они поехала на улицу Восьмого марта. Это было, конечно, нахальством, не укладывалось ни в какие рамки приличий, но Мамонта тянуло именно в эту семью. Он чувствовал там гармонию отношений и какое-то философски спокойное воззрение на весь окружающий эту супружескую пару мир. Ему, собственно, ничего и не хотелось — ни бесед, ни застолий; нужна была сама среда, воздух, стены этого дома.

Поднимаясь по тёмной лестнице, Дара всё-таки спросила:

— Прости, милый, ты хорошо знаешь этих людей?

— Нет, — сказал он. — Я их совсем не знаю. Не знаю даже, как зовут.

Она заботилась о безопасности и, возможно, определялась, как себя вести.

— Это простые люди? Они никак не связаны…

— Накак, — успокоил Мамонт и нажал кнопку звонка. — Это простые и непростые люди.

— Никогда не была в гостях у простых, нормальных людей, — вдруг призналась она и тихо рассмеялась. — И почти ничего не знаю о их жизни. А мне так хочется просто жить…

Мамонт вспомнил Августу — последнюю любовь Ивана Сергеевича. Она тоже мечтала построить домик в горах, нарожать много детей…