— Эдуард Никанорович, обед подавать? — спросил секретарь-порученец. — А то в двенадцать спецрейс…
Они были спокойные, как слоны!
— Подавай, — обронил полковник и шагнул в услужливо распахнутые перед ним двери. Сразу же прошёл в комнату отдыха и выпил стакан вина. Выгонять проклятый стронций, так уж выгонять! Но к обеду притронуться так и не смог, ходил из угла в угол, пихал стулья, дёргал занавески и не мог справиться с возбуждением. То ли в самом деле из организма потоком выделялся стронций, превращая его в ядерный реактор, то ли шалили нервы и следовало ехать собирать опята. А тут ещё зазвонил телефон «неотложных мероприятий», и начальник опергруппы сообщил новость: в квартире на улице Рокотова никого нет! Охи, вздохи и восклицания, считанные со стёкол, не что иное, как магнитофонная запись. При исследовании это подтвердилось. Иностранец и гражданка Жуго могли уйти только через подвальный этаж, который имеет выход на тыльную сторону дома. А наружка, естественно, наблюдала за подъездом… Кроме того, установили, что Кристофер Фрич — сын Джонована Фрича, представителя шведской стороны фирмы «Валькирия», погибшего недавно, а точнее, исчезнувшего бесследно на Урале при неясных обстоятельствах. Нет трупа — нет факта гибели…
Опять «Валькирия», опять Урал. И опять исчезновение, теперь уже Фрича-сына. Воруют их, что ли, этих иностранцев?!
Нужно было выезжать на военный аэродром, а Нигрей задерживался. И когда наконец он вошёл в кабинет, Арчеладзе неожиданно для себя обнял его, затем отстранил и, унимая возбуждённое дыхание, спросил:
— Где? Дай сюда!
— Кто? — не понял Нигрей, поглаживая места, где были казацкие усы.
— «Мочалка»!
Тот пожал плечами и молча протянул ему «записную книжку». Полковник открыл сейф, спрятал её и показал кулак:
— Больше не получишь!
— Я и не просил, — скромно сказал Нигрей.
— Полетишь со мной! — приказал Арчеладзе. — По пути доложишь.
— Хорошо… Мне бы где перекусить только.
— Ты хочешь есть?
— Вчера обедал последний раз…
Полковник усадил его за свой столик с обедом и приказал есть. А сам сел и вдруг ощутил, что успокоился. Сидел и смотрел, как уставший, без «мочалки» измочаленный парень почти не жуя глотает пищу и сопит при этом, потому что простыл насквозь. Видимо, ползал где-то — колени и локти в травяной зелени и засохшей земле. А одет в какие-то обноски — рядился то ли под пастуха, то ли под бича. И запах от него, будто месяц жил в теплотрассе — кисло-тухлый…
И по тому, как Нигрей спокойно воспринимал реальность, ел и не прикидывался, не стеснялся поедать обед начальника, Арчеладзе невольно осознал, что он бы так же спокойно воспользовался «мочалкой», если бы потребовалось. Осознал, что сам, своей рукой давал ему «записную книжку», ставя таким образом его на грань гибели, делая из него самурая…
У полковника не было детей, он никогда не испытывал отцовских чувств и потому не знал, что это такое. Но ему нравилось смотреть сейчас, как ест Нигрей. И спешить не хотелось: пусть лётчики лучше прогреют двигатели…
Реактивный самолёт-разведчик, оборудованный пассажирским салоном, взлетел на полчаса позже. Когда преодолели звуковой барьер и утих рёв двигателя, полковник согнал эксперта и подсел к Нигрею. Тот всё понял и начал докладывать.
То ли от разреженного воздуха, то ли от информации у Арчеладзе затрещало в ушах.
Вчера в двадцать три часа двенадцать минут к Комиссару приехал иностранец Кристофер Фрич. Машину — красную «Ниву» оставил на обочине шоссе и до дачи добирался пешком. Профессионально миновал все посты охраны — шеф жил на старых, но ещё охраняемых госдачах, — проверил, есть ли наружка в пределах поместья Комиссара, преспокойно обошёл и её, после чего скрылся в доме, где его ждали. Разговор состоялся в кабинете в мезонине, так что пришлось снять «прилипалу» с окна в зал и перекинуть её на нижнее стекло окон второго этажа. Эти южнокорейские «прилипалы» никуда не годятся, поскольку хорошо пристают лишь к чисто отмытому стеклу, а окна у Комиссара оказались пыльными, в разводьях, и в течение часа «прилипала» дважды отваливалась. Хорошо, что в кабинете горел яркий свет, а на улице было по-осеннему темно. Суть беседы сводилась к следующему: у Кристофера Фрича в связи с исчезновением отца возникли большие проблемы с наследованием огромного состояния — золотых приисков в ЮАР, алмазных копей в Африке и недвижимости в США, Канаде, Испании и Англии. Для того чтобы не ждать какие-то сроки в десятки лет, требовался труп либо документальное подтверждение смерти отца, составленное английскими властями, а не российскими. Кристофер просил Комиссара во что бы то ни стало отыскать тело отца и обязался не только финансировать самые крупномасштабные розыски, но и полностью взять на себя расходы на организацию проведения экспедиции, которая бы продолжила дело, начатое фирмой «Валькирия». В свою очередь, Комиссар брал на себя решение всех вопросов с российскими официальными властями, фрахтование авиатехники и надёжную внешнюю охрану районов поиска тела и пропавшего вертолёта, а также всех районов работ экспедиции. Сомнения у Кристофера вызывала нестабильная политическая обстановка в России, однако Комиссар заверил, что в самом скором времени она стабилизируется и можно приступать к делу уже сегодня.
Остальное время пути до Ужгорода полковник думал о фирме «Валькирия». Информация Нигрея была настолько серьёзной, что требовалось время, чтобы осмыслить и оценить её. Нигрей же, выложив всё, что было за душой, тут же приткнулся в кресле и безмятежно уснул. Без усов и бороды он совсем походил на мальчишку, только что приползшего из-за линии фронта…